Родила...

[regress-into-a-dream]

Ненависть



Автор: Boldra

Пейринг: Jared/Shannon

Рейтинг: NC-17

Жанр: агнст

Ворнинг:намек на изнасилование

Саммари: Шеннон сгорает от ревности, Джей самонадеянно не обращает на это никакого внимания.

Бета: Нет.

От автора: POV Шеннона.



Очередное интервью. Сколько у нас их было? Сотня, тысяча, миллион.... Одинаковые, одинаковые, одинаковые. Аж, противно. И мне абсолютно плевать, что сейчас мы в Германии, а не в родной Америке. От этого вопросы ведущих не стали умнее.

Зато ты, Джей, развлекаешь публику, пытаясь хоть как-то разнообразить эту серость. Садишься совершенно по-хозяйски на колени к ведущему и с самым развратным видом целуешь его в ухо. Этот мальчик так счастлив, он чувствует сейчас себя триумфатором, но это не на долго.

Я же глядя на тебя в чужих руках, инстинктивно сжимаю микрофон так сильно, что мне слышится хруст пластмассы. Чувствую как ревность накрывает меня, разливаясь ядом. Перевожу взгляд на тебя, и ты слишком поспешно вскакиваешь с этого мальчишки и усаживаешь опять рядом со мной. Испугался, братишка?

Я не знаю как досидел до конца этой долбанной передачи, но вот я вижу как красный огонек на камере выключается, и часть софитов гаснет. Наверное, я слишком резко вскочил со своего места, потому что Мэтт посмотрел на меня с каким-то странным пониманием и участием. Ведь он, как никто другой, знает, какую цену надо платить за отношения с тобой. Любые отношения.

Мы все вместе в полной тишине возвращаемся в свой отель, чтобы хоть немного отдохнуть перед вечерним концертом. И вот я уже лежу на огромной кровати, свесив ноги и раскидав руки. В голове вдруг материализуется одно очень старое воспоминание из нашего детства. Уж, не знаю, помнишь ли ты его? Мне тогда только исполнилось 6, а тебе было всего 4 . Мы играли во дворе нашего дома с моим новым другом Бобби, который для меня был кем-то вроде авторитета, ведь он был старше меня почти на год и уже ходил в школу. В тот день Бобби затеял новую игру, которую он назвал «грязевые снежки». Но тебя, Джей, игра совсем не интересовала – ты сидел на корточках и рисовал незатейливые рисунки на сырой после дождя земле.

- Эй, Шенн, а почему твой брат с нами не играет? - сказав это, Бобби взял в руки довольно большой кусок грязи и кинул его тебе в спину.

Ты чуть покачнулся и упал на колени, а потом обернулся в нашу сторону. Ты не стал плакать, но в твоих глазах читалась такая обида и непонимание, что у меня самого комок в горле встал.

Я в один прыжок оказался рядом с Бобби и, не ожидая от себя такой смелости, прошипел ему в лицо:

- Никогда больше не трогай его! Вообще, больше не приходи сюда! Дебил!

- Сам урод! Трясешься из-за него, как из-за куклы фарфоровой. Да идите вы оба, малявки!

С тех пор я больше Бобби не видел, а вскоре мы опять переехали на новое место. Но теперь, где бы мы ни были, я старался уберечь тебя всех обид, хотя ты и сам мог прекрасно постоять за себя. Слишком быстро моя забота о тебе превратилась в смысл моей жизни, слишком быстро ты стал для меня всем. А вот я для тебя так и не стал...





Теперь воспоминания пролетаю в голове, независимо от моего желания прекратить эту пытку. Что-то я уже помню туманно, а другое, наоборот, всплывает четкой и резкой картиной.

Сейчас меня больше всего пугает злоба, которая буквально переполняет меня. И все, когда-то счастливые, воспоминания я вижу через призму злобы.

- Эй, Шеннон, открой, пожалуйста... - Черт, я даже твой голос сейчас почти ненавижу. Почти...

Может не отвечать? Сделать вид, что меня нет? Раствориться в тишине. Боже, как глупо.

- Чего тебе? - распахиваю дверь, возможно, слишком резко.

- Я вот... Пришел поговорить, - ты мнешься на пороге, смотришь в пол, опустив тяжелые веки. Я физически ощущаю твое напускное раскаяние, я вижу весь этот маскарад, что начинает меня бесить еще больше. Мне надоело, смотреть один и тот же спектакль. Мне надоело, что ты мои пять минут счастья, и ты моя неделя боли и раскаяния.

- Отлично, Джаред, говори. Я слушаю тебя очень внимательно, - я само спокойствие. Я тоже умею играть.

- Можно войти хоть? - теперь слышу нотки раздражения и в твоем голосе.

- Заходи, - ты медленно проходишь в номер, но не садишься и продолжаешь смотреть мне в глаза.

- Шеннон, прости меня. Я не знаю, что на меня нашло. Мне казалось, что это будет смешно. Ведь с ума можно сойти от этой серости, от всей этой одинаковости, - ты говоришь штампами, лжешь, тебе лишь поскорее хочется прекратить эту проходную ссору. Не в это раз, брат!

- Все сказал? Теперь я могу отдохнуть? У нас саунд-чек через час, если ты забыл.

- Да, что ты взъелся на меня? Подумаешь, пошутил.

- Ах, ты у нас теперь в группе за клоуна. Прости забыл, - я уже не контролирую себя, слова сами вылетают, и мне все равно. - И еще совсем забыл спросить: почему это ты стоишь тут, а не трахаешь того блондинчика?

- Может, потому что я люблю тебя?

Эти слова бьют хлеще пощечины, которую я ожидал получить за свои последние слова. Но я не вижу, чтобы твои чувства отражались во взгляде. Сейчас я замечаю там только похоть и желание. Но самое жуткое , я не знаю, что тебе ответить, как сопротивляться тебе. И я не люблю тебя, Джей, сейчас, в данный момент.



Ты подходишь ко мне, не разрывая зрительного контакта, кладешь руку мне на ширинку, а вторую запускаешь мне в волосы, чуть надавливая на затылок. Уже губами ловишь мой стон, когда твоя рука чуть сильнее сжимает мой член через джинсовую ткань.

Мое тело реагирует совсем по-другому, чем ему приказывают мозги. А внутренний голос еле слышно шепчет: «Оттолкни его, будь сильным, подумай о том, что будет через час, подумай о том, что весь концерт ты будешь думать только о нем...»

Но я в очередной раз плюю на себя и свою гордость, когда ты начинаешь целовать вену на моей шее, когда твои руки уже нетерпеливо расстегивают мой ремень и молнию на джинсах, когда я чувствую твое горячее дыхание на щеке. Марионетка в твоих руках? Не сегодня!

Перехватываю инициативу в свои руки: сам начинаю стягивать с тебя майку, а потом довольно сильно толкаю тебя в сторону дивана. Ты словно не хочешь замечать мою грубость, принимая новые правила игры. Ложишься на диван, развратно медленно раздвигая ноги шире, и, совершенно севшим от возбуждения голосом, зовешь меня:

- Ну же, Шенн!

Я поднимаю с пола джинсы и достаю из заднего кармана презерватив, одеваю его и наклоняюсь к тебе, не разрывая зрительного контакта. Я одним рывком вхожу в тебя, не подготовляя и даже не заботясь о твоем наслаждении. Каждое мое движение внутри тебя – это воспоминание, каждый твой стон боли – это твоя плата. Ты не пытаешься вырваться, хотя понимаешь, что ошибся, воспринимая это игрой.

Я закрываю глаза перед оргазмом, чтобы не видеть как из уголков твоих глаз вытекают две слезы, а может быть, что не расплакаться самому. И вместо взрыва наслаждения я испытываю лишь бесконечное омерзение к самому себе.

Люблю тебя слишком сильно и отчаянно – это и есть вся правда, я придумал ненависть к тебе, поверил в то, что смогу отказаться о тебя...

- Прости меня, прости меня, - шепчу тебе и провожу рукой по твое щеке, стирая влагу с нее.

- Я заслужил, - твой голос сейчас звучит очень глухо, проникая в самое сердце.

Мы лежим молча минут 10, утопая в объятиях друг друга, тщетно пытаясь изображать, что ничего не произошло. Ты первым пытаешься встать:

- Надо собираться - не хочу опаздывать.

- Да, да, да.

Я слежу за каждым твоим движением, я вижу, что тебе тяжело ходить, и каждый твой шаг теперь скованный. Ты поворачиваешься ко мне и говоришь с усмешкой, будто прочитал мои мысли:

Не попрыгаю я сегодня на сцене.

И опять повисает тишина. Неужели, нам нечего сказать? Я поворачиваюсь к тебе спиной, делая вид, что ищу, какую майку одеть.

- Я люблю тебя...

Я верю тебе, Джаред. Сейчас я тебе верю... Сейчас ты мои пять минут счастья.